Тамара Гильфанова

Пушистая сказка

​

Подруге детства и родной душе — Гурьяновой Лилии​

Глава летняя

 

Высоко-высоко в горах, где кристально чистый воздух, звонкие ручьи, брызгаясь и рокоча, прыгают с камня на камень, тонкие ели, укутанные бахромой мха, касаются облаков, в приземистом бревенчатом домике живёт одинокая старушка. Целыми днями она занимается хозяйством, собирает травы, прядёт и вяжет удивительно красивые свитера, носки, рукавички и шапочки.

Раз в месяц мастерица спускается в широкую долину, окружённую вереницей гор, к маленькой деревушке.

Все жители деревни знают и любят старушку. У рукодельницы всегда найдётся ласковое слово, добрая улыбка для каждого. На воскресной ярмарке она продаёт изделия, а на полученные деньги покупает масло, крупу, пряжу и нитки. Деревенская ребятня помогает донести покупки, провожает старушку по узким тропинкам, петляющим по склону, в её уединённое жилище на вершине.

В чистые безоблачные вечера, когда сгущаются сумерки, небо скидывает голубой наряд, обнажая небесные тела, звёзды кажутся особенно близкими и особенно прекрасными. Старушка выходит во двор, прижимая чашку с горячим напитком к груди, и любуется далёкими созвездиями.

Даже шалунишка ветерок не решается проказничать в эту сказочную тихую летнюю ночь, старушка сидит на ступеньке широкого крылечка, приветствует улыбкой Сердце Карла (красивейшую двойную звезду из созвездия Гончих Псов). Как вдруг маленькая звёздочка, сорвавшись с высоты и прочертив за собой искрящуюся дугу, падает под ноги старушки. Старушка осторожно поднимает сверкающий камень, похожий на семечко подсолнуха, и без долгих раздумий закапывает его под окном своего дома. Затем по-хозяйски обильно поливает родниковой водой рыхлую, потревоженную лопатой, земляную плоть.

— Вот так! Глядишь, чего вырастет, — шепчет старушка.

На утро следующего дня отшельница замечает, что из космического семечка пробивается росток. Всего за несколько дней он превращается в изумительный цветок неземной красоты. Пять нижних лепестков глубокого синего цвета напоминают по форме звезду, в верхнем слое пять белых лепестков в виде заострённых капель, и пушистый веер, усыпанный жёлтыми шариками пыльцы по центру.

Старушка замирает от восторга, безумная радость, переполняет её сердце нежностью! Необычный цветок вдохновляет мастерицу, и вскоре все её работы украшают вышивки и узоры в виде волшебного цветка. Мастерство рукодельницы и без того невероятно искусно, но сейчас фантазия помогает творить невероятно прекрасные изделия.

 

* * *

 

Ранним утром старушка отправляется за питьевой водой к истоку ручья на вершине горы, где даже в жаркие летние дни лежит снег. Вдруг она видит маленькое облако на траве у самой кромки берега. Белоснежное пушистое облачко покачивается, и старушка отчётливо замечает четыре коротенькие ножки с копытцами. Из облачка вытягивается длинная кудрявая шея, а на ней пушистая голова с густой чёлкой, похожей на взбитые сливки с яблочного пирога. Существо приподнимает веки, смотрит на старушку из-под шерстяного завитка огромными чёрными глазами.  «Альпака?!» — тёплая ласковая улыбка расплывается по щекам старушки, разгоняя морщинки.

Альпака боязливо поглядывает на человека, принюхивается, часто шевеля широкими ноздрями, жадно втягивает в себя новые запахи. Они рассказывают ему, что руки человека касались кинзы, мяты и листьев смородины, в волосах под узорным платком прячутся запахи дыма, мыла и масел неизвестных ему южных орехов. Пышные длинные юбки пахнут дрожжами, тестом, свежим хлебом, примятой травой и пылью. Зверь решает, что можно доверять человеку с такой палитрой ароматов. Да и природное любопытство животного берёт верх над осторожностью. Альпака, кокетливо моргая, приближается к старушке.

Старушка медленно вытягивает руку, животное замирает, она дружелюбно гладит его по взлохмаченной чёлке. Её рука проваливается в воздушную негу. «А ты и впрямь, как облако! Я назову тебя Облачко! Согласен? — Альпака наклоняет голову и тёплым вельветовым носом осторожно упирается в старческую щёку. — А меня зовут Наталия!»

Наталия и Облачко не спеша спускаются по каменистой тропе к домику. «Облачко, если хочешь, оставайся у меня жить! — предлагает старушка. — Я вычищу старый сарай, набросаю сена. Уверена, твоя восхитительная шерсть не даст замёрзнуть даже в самые крепкие морозы. Но укрыться от ветра тебе у меня будет сподручнее. Ты один? Где твои сородичи?» Облачко грустно опускает вниз уши и хлопает пушистыми ресничками. «Не грусти, теперь у тебя есть я! А это даже больше, чем нужно. Мои дети выросли, уехали в большие города — посмотреть да жизни поучиться. Муж десять лет назад отправился в путешествие вокруг света. Хотел увидеть как можно больше. А я нашла свой счастливый уголок. Вот теперь у меня есть цветок и ты!» — вздыхая, старушка осторожно перешагивает через остроугольный бурый булыжник. «Смотри, не споткнись!» — предупреждает она альпака.  

Наталия бесшумно ступает в войлочных сапожках, притоптывая и покачиваясь из стороны в сторону, как уточка. Облачко, цокая копытцами по камням, послушно идёт за старушкой, вытянув голову, прислушиваясь к каждому её слову. Длинноватые ушки альпака то прижимает к голове, то потешно вытягивает вперёд. «Какой же ты славный, Облачко!» — радуется старушка, ласково проводит рукой по его пушистой шее.

«Может, это и невежливо. Вот такое предлагать тебе в первый день знакомства. Но из твоей шерсти выйдет замечательная пряжа! Да. Прочнее овечьей в три раза и в семь раз теплее.» — Наталья перебирает волокна шерсти между пальцами.

Они обходят выступ скалы, похожий на окаменевшую голову злющего тролля, и перед ними открывается вид на широкий горный луг. За лугом виднеется бревенчатый домик, сланцевая кровля напоминает чешую дракона. Южный склон крыши отражает солнце, ослепляя ярким блеском. А сразу за домом — ровная полоса густого хвойного леса.

«А вот и мой дом! И твои хоромы!» — взмахнув свободной рукой (во второй она держит сосуд с водой) с нескрываемым восхищением напевает Наталия. Радостное настроение передаётся и животному. Облачко вприпрыжку бежит по лугу. Наталия беззвучно смеётся, глядя на походку нового друга.

Вся работа у старушки спорится, если и присядет отдохнуть, тут же принимается за рукоделие. Мимо Облачко пройдёт, приголубит. Мимо цветка — улыбнётся. «Ты смотри, цветок мой не съешь!» — предупреждает старушка Облачко, — «Он же один такой на всём свете. Подождём осени, может, и семена будут».  Альпака понимающе кивает.

В июле дни особенно жаркие, альпака разрешает старушке состричь немного шерсти. Облачко вздрагивает от мягкого металлического скрежета ножниц. «Не бойся, это не больно, милый! И спасибо тебе, дружок. Сейчас с огородом хлопот хватает, прясть и вязать зимой буду. Эх, вот увидишь, как свитера и шапочки из твоей шерсти будут греть деревенских ребятишек в морозы, порадуешься!» — подбадривает Наталия друга.

Тёплым солнечным утром, расплёскивая воду из железной кружки, Наталия выходит босая из дома полить цветок. Но на его месте одиноко покачивается на ветру откусанный стебель. От досады старушка роняет на землю кружку, сухая почва жадно впитывает воду. «Облачко! Беги сюда, кто-то сорвал наш цветок!» Альпака подходит к хозяйке, понуро опустив голову. «Эх, такая нам красота досталась. А мы не сберегли!» — сожалеет старушка, разводит руками в стороны и грустно вздыхает.

День томит зноем. Наталия прячется в тенистой прохладе у небольшого водопада. Старушка опускает ладони в ручей, набирает прозрачной студёной водицы, подносит к губам и пьёт с наслаждением. Тонкие струи сладкой родниковой воды сочатся сквозь пальцы.

Белоснежные горные козы с острыми рожками спускаются к ручью. Доверчивые козлята с интересом поглядывают на старушку, впервые они встречают такого необычного зверя. Завидев их, Облачко спешит спрятаться, ему не хочется быть высмеянным. После стрижки тело казалось невесомым, перестала мучать жара, но его не покидали стыдливые мысли, что он выглядит нелепо, уж слишком по-человечески. 

Внезапно раздаётся удар грома, будто небо раскалывается вдребезги, и тысячи кусочков разлетаются в разные стороны. Быстрая синяя туча громыхает совсем близко и выплывает из-за вершины.

— И откуда они берутся? — причитает старушка. — Небо было чистое-чистое, ни одного облачка, думала — успеем! Ой, где же Облачко?! Облачко?

Стриженный альпака наблюдает из своего укрытия за сутулым красным валуном, ожидая, когда семейство горных козлов удалится восвояси. Но они не торопятся. Козлята стучат копытами по воде, смеются и фыркают, когда брызги летят им в морду.

Облачко провожает старушку взглядом, она, озираясь на сердитую тучу, извергающую молнии и оглушительный гром, направляется в сторону дома.

«И куда он подевался? Грома что ли испугался?» — гадает Наталия. 

         Мокрая одежда прилипает к телу, по лицу стекают ручьи, идти Наталье приходится почти вслепую, стоит только приподнять веки, как вода попадает в глаза. Земля под ногами размокает, превращаясь в скользкую жижу. Спрятаться, чтобы переждать дождь совсем негде, и она продолжает путь.

         Держась за перила, Наталия снимает обувь. Стоя под навесом резного крыльца, она выжимает подол своего сарафана, вода с шумом ударяется об пол. Оставляя за собой мокрые следы, старушка заходит в дом, ставит чайник, переодевается. Садится у окна читать, каждый раз переворачивая страницу, она смотрит на луг: не вернулся ли альпака.

         Чайник закипает, кипящая вода бурлит, железная крышка, подпрыгивая от пара, ударяется и дребезжит. Наталия выключает огонь, наливает себе свежезаваренного чая. Дно чашки едва виднеется сквозь каштановую глубину душистого напитка. Старушка лопает пальцем пузырьки в чае, это глупое суеверие, сулящее удачу, давно превратилось в привычку.

         Стук…

        

 

* * *

 

Августовский вечер дышит приятной прохладой, щедро высыпает звёзды на небесное полотно. Наталия и альпака сидят на крылечке. Старушка пьёт горячий чай из высокогорных трав и читает по памяти любимые стихи. Альпака внимает каждому её слову и вдруг, улучив паузу, говорит: «Прости, Наталия. Это я съел твой цветок!» «Спасибо, что признался. Жаль, конечно, но ничего страшного, он бы и сам уже скоро завял», — ни капли не удивившись тому, что её питомец умеет говорить, старушка утешает альпака. «Мне кажется, цветок был волшебный. Ведь я теперь умею говорить!» —животное пристально смотрит на человека. Наталия задумчиво улыбается: «Вот и прекрасно! Хотя я тебя и без слов понимала». Старушка обнимает пушистого друга, и они продолжают любоваться звёздами в полной тишине. 

         Яркой вспышкой с неба срывается звёздочка, за ней вторая, третья и вот начинается звездопад. Сумасшедший звёздный дождь моросит на горный луг. Крохотные звёздочки бесшумно ударяются о землю, отскакивают от травы, как майский град, и гаснут в густой темноте. Наталия и Облачко радуются, как дети. Не сдержавшись, старушка хлопает в ладоши, а альпака издаёт прерывистый звук, напоминающий лошадиное ржание.

Друзья сидят на крылечке до самого рассвета. И вот, извиваясь, как змей, прозрачной дымкой ложится на землю туман. Солнце поднимается с Востока, заливая небо ванилью. Из-за горного зигзага на горизонте лучик за лучиком выпрыгивают его озорные посланники светила.

Альпака засыпает, свернувшись калачиком, а старушка, укутавшись шерстяным пледом, кладёт голову на мягкую спину животного и сладко дремлет под шелест деревьев и песни первых утренних пташек.  

 

Глава осенняя

 

Сильный ветер слетает в долину с блестящих скалистых вершин и приносит на своих крыльях осень. Ветер срывает разноцветные листья, шуршащей лавиной они спускаются вниз. С высоты раздаются протяжные крики перелётных птиц. Тоскливо и отчаянно пернатые прощаются с любимым краем. Небо чаще затягивает покрывалом серых облаков. Трава желтеет, становится сухой и безвкусной.

Из окон домика Наталии видна вся долина с деревушкой у подножия с густыми лиственными лесами на склонах. Возле самого дома начинается сосновый бор, а если подняться выше, встречаются лишь трава и камни.

— Что так жадно втягиваешь воздух? Осенью пахнет, осенью! Это твоя первая осень? — старушка проводит рукой по отросшей пушистой шерсти.

— Вторая! Но прошлой осенью я был ещё крохотным криа, — поясняет Облачко, любуясь разноцветным лоскутами лесами. — Какая красота! А почему ты не живёшь там, — кивает головой Облачко на долину, — с людьми…

— А ты? — обнимая взглядом зеркально гладкое озеро и черепичные крыши домиков, грустно улыбается Наталия.

— Мне тут нравится, — в подтверждение своих слов альпака размахивает из стороны в сторону коротким хвостиком.

— В горах я чувствую себя птицей, а ещё меня утомляют пустые разговоры, — признаётся старушка.

— Пустые? А наш сейчас полный? Полный чего? — не понимает альпака.

— Смысла, — старушка задумывается.

— Неужели тебе не бывает одиноко?

— Для альпака ты задаёшь слишком много странных вопросов!

— Просто я люблю размышлять, а может, именно странные вопросы наполняют беседу смыслом.

Старушка поворачивается к другу, её глаза сияют от только что родившейся в её голове идеи:

— А хочешь, я покажу тебе свою библиотеку? — с надеждой в голосе спрашивает она.

Облачко шевелит ушами от волнения, переминаясь с ноги на ногу, постукивает копытцами, и долго не решается ответить.

— Хочешь, я научу тебя читать? — угадав причину нерешительности своего друга, предлагает Наталия.

— Думаешь, у меня получится?

— Если говорить ты научился, почему бы и нет? — подбадривает старушка, ласково потрепав взлохмаченную чёлку Облачка.

 

* * *

 

— У тебя тут уютно — милее, чем у меня в сарае. Но и там вполне приятное жилище для скромного альпака, — разглядывая просторную комнату старушки, Облачко с порога делает комплимент хозяйке.

В доме Наталии вся мебель из добротного дерева: стол, кресло, кровать в дальнем углу у камина, книжные шкафы. На верхних полках уютно располагаются плетёные корзинки с пряжей. Под окном в мешках Облачко узнаёт свою шерсть. Рукодельница её промыла, прочесала и высушила на солнце ещё летом. В золотых лучах осеннего солнца, пробравшихся через квадратные окна, кружатся в хороводе пылинки. 

В комнате витает аромат утреннего кофе и свежеиспечённого пирога с яблоками и корицей. Впитавшиеся в стены, запахи дыма, дерева и шерсти ютятся в углах.

Старушка пританцовывает возле книжных шкафов, её ловкий пальчик проворно прыгает по корешкам книг.

— Так. Так. Что бы тебе показать? Знаешь, я обожаю сказки, у меня целая коллекция!

— А есть что-нибудь про альпака? — мямлит Облачко.

— Ммм. Не припоминаю. Боюсь, что нет... — старушка прикусывает губу.

— Жаль! Тогда тебе придётся придумать самой. Что-то вроде сказки про одинокую старушку со странностями, которая разговаривала с альпака. — Облачко топчется у порога, постукивая копытами по широким деревянным доскам пола. Альпака с интересом разглядывает узорный плетёный коврик у входа.

— Хорошая идея, но, к сожалению, я не умею сочинять сказки, — Наталия наконец нашла нужную книгу с потёртой обложкой.

— Если не умеешь сочинять, пиши про себя, — советует альпака.

— Постой! Ты думаешь, что я со странностями? — Наталия впивается в друга испытывающим взглядом.

— А разве это плохо? — искренне удивляется Облачко.

И они оба взрываются от безудержного смеха.

 

 * * *

 

Долгие вечера поздней осени, тягучие и чёрные, как смола, проглатывают солнце за вершиной горы в середине дня, и в долине резко становится темно и холодно.

В этот день на закате небо пылает огненно-рыжим пламенем, алые облака растекаются над горой, словно лава из жерла вулкана. Наталия сидит у самопрялки, плавные линии рук скрещиваются на коленях. Мастерица растягивает шерсть: проворные пальцы умело скручивают нить. Ногой она нажимает педаль, и деревянное резное колесо плавно вращается, издавая робкий свистящий звук, распугивающий неподвижно застывшую в комнате тишину.

Облачко лежит на цветастом плетёном коврике у входа. Перед ним раскрытая книга, а взгляд его прикован к пляшущей нитке на катушке, которая с каждым оборотом становится чуточку толще — плотная шерстяная нить проскакивает через круглое отверстие, слетает с рогов — небольших крючков, и наматывается на деревянную палочку-юлу между двумя малыми колёсами.

— Какой закат! В горах самые прекрасные закаты! — восторженный голос Наталии звучит особенно громко.

— Смотреть, как твоя пушистая шерсть превращается в нить, не менее захватывающе. — Альпака, вытягивая подбородок, кладёт голову на скрещённые передние ноги. Мысли уносят его далеко от сюжета книги, и он решает насладиться размышлениями.

— Я иногда не понимаю: ты говоришь искренне или это ирония? По-моему, ты слишком циничен для такого миловидного существа.

— А по-моему, ты уже довольно опытная, чтобы не судить по внешнему виду. — Облачко, смотрит на тщательно вычесанную шерсть, она возвышается над корзиной, словно гора сахарной ваты. Альпака видел такую в книжке про цирк, он тогда очень удивился, узнав, что её можно есть. — Что ты будешь вязать из меня?

— Не говори так, твоя шерсть — это уже не ты, — возражает старушка.

— Да, но шерсть выросла из меня.

Наталия устало вдыхает, медленно убирает ногу с педали прялки. Шерсть слетает с ладони в корзинку, старушка тоскливо смотрит на друга. Ей не хочется спорить и обижать Облачко. 

— Если хочешь, я не буду использовать тебя для шерсти. Хотя ещё ни один альпака не возражал. А овец разводят в основном только для этого.

— Нет, я не против. Я рад быть полезным человечеству, — пафосно, мысленно взвешивая важность каждого слова, произносит альпака.

Старушка не решается нарушить значимость фразы внезапным смехом, спешно прячет улыбку в плечо, наклонившись к корзинке. Затем она хватает воздушное облачко шерсти, мнёт его в руке и продолжает работу. Альпака медленно приподнимает голову и аккуратно перелистывает страницу.

Последние лучики торопливо прыгают за острые снежные хребты, бархатные сумерки сползают в долину. Красный пожар на небе потухает, всё погружается в глубокую синюю тьму. Щедрый осенний ливень смущённо стучит в окно, а потом настойчиво и сердито барабанит по крыше. От его музыки с трелями струек стекающей воды в доме сразу становится теплее и уютнее.

— Если хочешь, оставайся ночевать тут, — Наталия, чиркнув спичкой, зажигает керосиновую лампу. В доме есть электричество, но иногда ей хочется, как можно дольше насладиться вечером. Прошуршав, спичный коробок приземлился на дне кармана. Спичка в руке погасла, пуская едкую косу дыма. По стенам комнат запрыгали тени, и в темных углах пробудились тайны.

— Нет уж, спасибо. Я предпочитаю свежий воздух. К тому же странный неприятный запах из сарая похоже пробрался и в твой дом, — морщится Облачко.

— Не хотела тебе говорить, но раз ты сам начал эту тему. Этот запах от тебя, — Наталия старается выглядеть невозмутимо и говорить, как можно непринуждённее.

— Теперь всё ясно. Спокойной ночи. — Облачко захлопывает книгу, сглатывает, чтобы нечаянно не намочить обложку слюной, аккуратно прикусив зубами, кладёт её на стол.

Альпака, ловко приподнимая переднюю ногу, нажимает копытом ручку, замок щелкает, животное подталкивает дверь лбом. Со двора в дом врывается влажный аромат осени: холодного дождя, гнилых листьев и сырой земли.

— Ты не обиделся? — взволновано кричит вслед питомцу старушка.

— Конечно, нет. Думаю, как раз душ мне не помешает.

Скрипят ржавые петли, и дверь с унылым стоном закрывается.

 

 

* * *

 

Проходит неделя, по ночам лужи покрываются корочкой льда, мороз расписывает стекло на окнах причудливыми узорами.

— Ты выглядишь озабоченной, — замечает альпака, когда Наталия подходит к сараю за дровами для печки.

Старушка бросает верёвку на промёрзшую за ночь землю у дровяника и начинает складывать поленья в небольшую горку. 

— С чего ты взял? — Наталия дует на непослушный клок волос, выскочивший из-под цветного платка.

— Наблюдал в окно, как ты суетишься и думаешь о будущем.

— О будущем? Ты прав, первый снег близко. Мне нужно спуститься в деревню купить продуктов на зиму. Тебе хватит запасов сена до весны? — брови старушки сомкнулись, морщинки побежали волнами по лбу.

— Пустяки. Помнишь цветок… — альпака замолкает.

— Мой цветок из звёздного семени, который ты съел, — подсказывает Наталия.

— Да! Всё верно. Он был волшебный.

— Я помню, ты заговорил, — кивнула старушка, складывая последнее полено на верёвку.

— Не только: я перестал испытывать муки голода. Я ем, но когда нет еды, я могу терпеть.

— Ещё чего вздумал! Не допущу, чтобы у меня в доме голодал альпака, — Наталия туго стягивает дрова верёвкой, взваливает на себя вязанку и направляется к дому. Облачко бредёт за ней.

— Я могу с тобой? — альпака приподнял уши, в ожидании ответа.

— Что со мной? — старушка делает вид, что не понимает.

Облачко улавливает её нежелание брать его с собой к людям и спешит успокоить:

— Я буду молчать! Если ты за это переживаешь!

Наталия опускает глаза, этот пушистый зверь снова угадал её мысли, и старушке становится неловко.

— Я не вымолвлю ни слова! Если только никто не назовёт меня ламой! Терпеть не могу, когда нас путают с ламами, придётся тогда объяснить в чём разница, — уточняет альпака, подумав.

— Но вы же немного похожи!

— Люди и обезьяны тоже немного похожи. — Облачко приподнимает верхнюю раздвоенную губу от возмущения.

— Ну, это ты лишка, — Наталия распахивает шире дверь и входит в дом.

— Что, тебе не нравится, когда тебя сравнивают с обезьяной? Уверен, ей тоже не по душе сравнения с человеком! — задирается альпака.

Наталия сбрасывает дрова возле печки, подходит к питомцу, гладит мозолистой ладонью пушистую морду.

— А вдруг ты единственный в мире говорящий альпака! Все захотят такого себе. А если я не смогу тебя защитить, и тебя заберут. Ты подумал?

— Я скажу, что привык к этой старушенции, мы дружно живём на вершине горы. Постой, ты ревнуешь? — удивляется Облачко.

— Нет, — фыркает старушка. — Как ты не понимаешь! Ты научился говорить раньше, чем альпака получили права, в законах ничего не сказано про права говорящих животных. А значит, тебя могут забрать и не спросить твоё мнение.

— Но ты говорила, что в деревушке живут милейшие люди, разве они могут сделать плохо кому-то? Пусть даже бесправному говорящему животному, — не понимает Облачко.

— Люди всегда милые, пока не встретят то, что они не понимают. Когда они не понимают — они боятся, а страх превращает милых людей в … страшных... Я хочу, чтобы ты жил, как тебе нравится. Ты — чудо! А люди увидев чудеса, захотят показать их всему миру. И тогда весь мир захочет тебя увидеть! Даже если никто тебя не увезёт против твоей воли. Сюда нагрянут тысячи желающих с тобой побеседовать. Растопчут траву. Набросают мусора. И наша гора перестанет быть только нашей. Тем более мало кто в наше время верит в волшебство, и относится к нему с должным трепетом.

Наталия отпускает руки, они беспомощно повисают вдоль тела.

— Я очень хочу тебе помочь. Подниматься в гору с полными мешками — занятие не из лёгких. Я могу подождать тебя у леса. И обещаю не разговаривать с незнакомыми, даже если они назовут меня ламой.

— Спасибо, — улыбается старушка. — Раз ты идёшь со мной, я загляну и в библиотеку, зимой нам понадобиться пища и для ума.

— Посмотри что-нибудь интересное про альпака, — просит Облачко.

— Обязательно! 

 

 

Глава зимняя

 

Пламя весело трещит в камине, в комнату тянет дымком. Наталия откладывает книгу, наспех накидывает телогрейку, всовывает ноги в валенки и торопливо выходит на улицу.

Тёмная ленивая туча сползает с вершины, зацепив бок, рвётся. Из дыры в туче начинает валить хлопьями снег.

— Облачко! Снег!

— Он такой белый и пушистый! Облачко! Скорее сюда! Куда же ты запропастился? — зовёт друга Наталия.

— Я тут. Я такой же белый и пушистый, как снег, — неожиданно произносит маленький сугроб.

— Вот ты где, — хохочет старушка.

— Ты смеёшься, как ребёнок, — подмечает альпака, пытаясь поймать падающую снежинку языком.

— Это же прекрасно! Может быть, тебя надо было назвать Снежок, а не Облачко.

— Может быть, а может быть, ещё не поздно. Летом зови меня Облачком, а зимой — Снежок.

Снежинки припорошили чёлку альпака. Наталия внимательно разглядывает каждую крохотную узорную льдинку и …

— Я свяжу снежинку! Точно, я свяжу из твоей шерсти тонкий платок с замысловатым узором, как на снежинках, — объясняет старушка альпака и, исполняя танцевальные па на ходу, направляется к домику.

 

* * *

 

Снежные хлопья медленно падают, укрывая долину сверкающим пушистым одеялом. Дым из труб человеческих жилищ тянется вверх, как тонкие ниточки между землёй и небом. Наталия, напевая что-то себе под нос, вяжет.

Снежок лежит на сене в сарайчике с полуприкрытыми глазами, жуёт сухую траву, на него наваливается сон, веки тяжелеют и альпака вот-вот погрузится в нежное пуховое забытьё.

— Снежок! Снежок! Смотри! — восторженно кричит старушка, высунувшись на мороз.

— Что случилось? Обязательно было будить меня среди ночи? — Снежок с трудом отгоняет сладкий вязкий сон, испуганно мотая головой, чтобы окончательно пробудиться.

— Сейчас всего лишь шесть вечера, зимой дни короткие, — оправдывается Наталия, подходя к сараю в домашнем платье, без шапки и шубы.

— Идём в дом, там светлее, — нежно хлопает по спине альпака. Пушистая густая вьющаяся шерсть пружинит руку, старушка так и не касается тела животного.

Снежок покорно встаёт и идёт по хрустящему снегу к домику.

— Полюбуйся! — Наталья сияет, демонстрируя свою работу. Она кружится в центре комнаты, раскинув в стороны руки, на плечах развивается белоснежный платок!

Снежок хлопает глазами, он знает, что подруга вяжет «снежинку» из пряжи.

— Посмотри, какой тонкий! Невесомый! Какой узор! — рукодельница подносит платок к самому носу альпака.

Снежок рывком втягивает в себя воздух, резко растопырив ноздри:

— Точно из моей шерсти!

— Из твоей, из твоей. Спасибо. И при этом он такой тёплый! — ликует мастерица. — Тебе нравится?

— Представь, тебя бы состригли, и из твоих волос какой-то лысый склеил парик, надел бы его и кружился перед тобой. Тебе бы даже показалось, что он немного обезумел от счастья, потому что кто в своём уме бесцеремонно будит друзей посреди ноч… вечера! — он на мгновение умолкает, а потом продолжает вновь, — Мне очень жаль, что у тебя не растёт такая чудесная шерсть, как у меня. Вот что я испытываю. Жалость.

— Что за глупость! — обижается Наталия.

— Это кропотливая работа! Ведь из твоей лохматой, сбивающейся в колтуны шерсти, я спряла пряжу, из неё связала чудесный платок. Сколько труда и таланта в этой шерстяной снежинке! — негодует мастерица.

— А ты думаешь парики делать легче?

— Извини, кажется, я зря тебя разбудила!

— Обижаться на говорящее животное — бессмысленно. Если ты разбудила меня, чтобы тебя кто-то похвалил, тоже странно. Ты привыкла жить одна, и довольно самодостаточна, как минимум не должна нуждаться в оценке твоего труда окружающими.

— Ты прав, Снежок. Прости.

— Это нормально, что кому-то совершенно безразлично то, что ты так старался, творил, делал. Увы, я не понимаю и не могу оценить ни труда, ни изящества. Я просто очень рад за тебя. Тебе очень идёт этот парик!

— Не парик, а платок, — поправляет альпака старушка.

— Ты, конечно, молодец, что нашла занятие по душе, которое делает тебя такой счастливой!

Альпака пытается виновато улыбнуться, широко зевает, и, опустив голову, идёт в свой сарайчик.

— Спасибо… И извини, что разбудила, в следующий раз я буду внимательнее к тебе, — обещает Наталья, кутаясь в платок.

 

* * *

 

Широкой лопатой Наталия расчищает дорожки от дома до бани и до сарая. Снежок старается ей помочь, проталкивая своим телом траншеи в сугробах. Небо безупречно лазурное, солнце блестит, стараясь светом возместить отсутствие тепла.

— Весна скоро? — спрашивает Снежок, — я хочу, чтобы ты вновь называла меня Облачком. Снега так много, иногда мне кажется, я теряю свою индивидуальность….

— Знаешь, Облачко, как уехал мой муж в кругосветное путешествие, я перестала следить за календарём. И не знаю точно, какой месяц.

— Ты жалеешь?

— Нет, к чему мне календарь? Цифры? Даты? Куда красноречивее говорят о весне подснежники, о лете — первые песни певчих птичек, об осени…

— Жалеешь, что осталась одна? — перебивает альпака.

— Вот заладил, одна-одна! Почему всем кажется, что человек не может быть счастлив в одиночестве?

— Люди стадные животные! К тому же задумано природой, находить себе пару и …

— Понимаю! — перебила его Наталия, опасаясь, что альпака опять ляпнет что-нибудь или задаст неловкий вопрос.

— И выводить потомство, — закончил Облачко, ему нравилось выглядеть умным.

— Не жалею! Ты можешь объездить мир в поисках счастья, будет казаться, что ты его нашёл, испытывая новые впечатления. Но вскоре ты привыкнешь, и опять будет чего-то не хватать. Правда в том, что пока не остановишься, и не научишься быть счастливым здесь и сейчас… Ты никогда не познаешь истинного счастья. 

В молодости я жаждала приключений, незабываемых эмоций, я много путешествовала, чтоб потом было что вспомнить. Но с годами… это не усталость, нет, не старость, а желание, сделать своими руками как можно больше того, что останется… Понимаешь? Пусть не вечное, но возможно, какая-то мастерица спустя много лет повторит мой узор, и он оживёт. Или я из забытья истории найду и повторю в своих работах старинные техники, прикасаясь к чужой тайне…

К тому же, чтобы любоваться красотой нашей планеты, не нужно идти далеко. Она прекрасна и там, где мы. Каждый закат прекрасен по-своему. Я ещё ни разу не видела двух одинаковых закатов.

— Твои дети часто тебя навещают? — выпытывает альпака.

— Почему ты задаёшь мне вопросы, которые я не люблю задавать себе сама, — шепчет Наталия.

— Я чуткое существо, — виновато прижимает ушки Облачко.

— Время у молодых течёт быстрее, они реже вспоминают о нас, чем мы о них. Я всегда верила: смысл материнства вырастить и научить этих человечков обходиться полностью без тебя. Ставить их в зависимость от себя, по-моему, эгоистично. Настоящая материнская любовь — это быть рядом, когда нужна, и уметь отпустить… Если подумать, мы растим своих детей не для себя, а для своих внуков. Вот такая у меня философия… Дети обычно вновь нуждаются в родителях, когда сами становятся ими. Посмотрим, — смеётся старушка.  

— Что-то в этом есть. Я подумаю о своём потомстве и родительских обязанностях позже. Я ещё слишком молод…

— Может, поваляемся в снегу, — Наталия озорно подмигивает.

— Я как раз сам хотел это предложить!

Наталия проваливается в перину из снежного пуха, нежится в мягком сугробе, тёплая шерстяная фуфайка надёжно защищает тело от холода. Глядя в лучезарное лицо неба, она откровенничает:

— Удивительно, я лежу в снегу, а тону в небе.

— Меня поражает, что ты всегда удивляешься всяким мелочам, но тебя ни разу не смутил факт существования говорящего альпака, — шутит Облачко.

Дружный смех старушки и альпака летит над снежным лугом.

 

* * *

 

Всю ночь ветер бушует так, что вот-вот сорвёт крышу. Бревенчатый дом, приосанившись, прижимается к земле, как будто у него выросли корни, и он крепко цепляется ими за землю. Старушка тревожится, ворочается в кровати, не может уснуть, её терзает скрипящая тоска. Нет, она не переживает за друга. Альпака неприхотливые и выносливые животные. Их родина — горы Перу, они хорошо переносят перепады температур и холода. Но какое-то необъяснимое смутное волнение скулит, словно щенок, пытается подвывать мощному волку-стихии. Его гул отдаётся где-то под лопатками, возле сердца, прерывая дыхание.

Наталия встаёт, подбрасывает дров в камин, заваривает свежий травяной чай, и кусочек душистого лета, с кипятком проникая в её душу, немного успокаивает. Старушка, шаркая тапочками по полу, подходит к кровати. Она ложится, закутывается тёплым одеялом, как гусеничка в кокон, и засыпает. «А вдруг проснусь бабочкой?» — порхает смешливая мысль перед тем, как сознание уносит старушку в мир сновидений.

Проснувшись, старушка первым делом смотрит в окно, его полностью завалило снегом снаружи. Такое иногда случалось с северной стороны домика. Но с южной стоят густые сосны и кусты можжевельника, они же загораживают вход в жилище от снежных заносов.

Наталия бросает оценивающий взгляд на запас дров около камина. Их должно хватить на пару дней. Старушка подталкивает дверь плечом, но она не поддаётся. «Неужели занесло? — думает она. — Наверно, пожилым людям стоит жить поближе к себе подобным? Хотя бы вот из-за таких случаев. Зато я наконец могу себе позволить ничего не делать. И проспать весь день с чистой совестью». Наталия сбрасывает нагретые теплом человеческого тела войлочные тапочки, забирается под одеяло, кровать ещё не успела остыть, и быстро засыпает.

Среди ночи старушка просыпается вновь. Вслушиваясь в каждый шорох в темноте, открывает и закрывает глаза, но ничего не меняется, сплошной мрак. Наталия посмеивается, играя в эту незамысловатую игру, пока вдруг не вскакивает от страха, а не ослепла ли она.   

— А! — вскрикивает Наталия, чтобы проверить, на месте ли голос и слух.

Шарит рукой по тумбочке в поисках спичек, но глаза привыкают к темноте и начинают различать силуэты мебели. «Жаль, что я не кошка, очень полезный навык — видеть ночью», — сожалеет старушка.

Наконец она подходит к двери, откидывает металлическую защёлку. Дубовая дверь со скрипом распахивается, и темно-синее небо приветливо смотрит на Наталью всеми своими ярко-жёлтыми звёздами. Старушка замечает в высоких сугробах протоптанную дорожку до сарая, на ней чёрные тени многочисленных следов от копыт альпака.

— Облачко! — тихо зовёт Наталия.

Она не хочет его будить, ведь он никогда не тревожит её во время сна.

— Пррр, — раздаётся из-за спины. — Я тут, ты чуть не пришибла меня дверью.

— Ой, извини, я и подумать не могла, что ты на крылечке, — оправдывается старушка.

— Дочитал сегодня днём «Маленького принца», хотел взять ещё что-нибудь из Экзюпери, не стучал, ждал, когда сама выйдешь. Интересно, который час?

— Экзюпери? Это мой самый любимый автор! — радуется Наталия, узнать, что кто-то любит те же книги, что и ты, это все равно что найти близнеца, с которым вас случайно разделили при рождении.

— Надеюсь, ты не помял странички? — строго спрашивает Наталия пушистого друга.

Альпака суетливо захлопал пушистыми ресницами, прижал уши.

— Я старался читать бережно, но копытами не так удобно переворачивать страницы, как ты думаешь!

— Идём, — ласково приглашает в дом Наталия, — у меня ещё есть «Планета людей».

Отряхивая снег, альпака стучит копытами и входит в человеческое жилище.

— Будешь чаю? — любезничает хозяйка.

— Да, только без воды, насыпь мне трав в чашку.

— С удовольствием, — понимающе кивает Наталия.

— Говорят — мы то, что мы едим! А мы думаем и говорим то, что читаем. 

— Хорошо сказал, мне нравится. Думаю, ты прав, — соглашается старушка.

— Если ты будешь есть траву, ты станешь альпака? — с надеждой спрашивает Облачко.

— Боюсь, нет, — перебирая банки с чаем, она открывает каждую и, принюхиваясь, пытается угадать состав. — Надо было подписать крышечки, — шепчет она сама себе.

— Спасибо, что откопал вход. Даже не представляю, как ты справился. Молодец!

— Пожалуйста, — Облачко чувствует, как похвала Наталии растеклась горячим шоколадом у него в груди, непривычное странное чувство. Ведь он расчистил дверь от снега в первую очередь для себя, чтобы поменять книгу, да и поговорить в длинные зимние вечера хочется чаще, но всё равно предательски приятно, когда кто-то ценит твой труд. Возможно, он был резок с Наталией, когда сравнивал платок с париком... Теперь горечь стыда отравила бочку мёда — радости. Как же это сложно: начинаешь говорить, читать, думать, и вдруг тебя захлёстывают волны чувств и эмоций, которые сменяют друг друга молниеносно.  

Старушка направляется к камину подбросить дров. Потом она заливает чай кипятком, пар взвивается под потолок, оживляя души засушенных цветов и листьев.

— Мне иногда кажется, что ты очень странный! Альпака слишком милые беззаботные существа, чтобы так много рассуждать, — озвучивает свои мысли Наталия, согревая ладони о чашку с горячим напитком.

— Ты тоже очень странная старушка! Никогда не меряешь давление, не жалуешься на головные боли!

— Я забываю. А может, я просто не люблю жаловаться? — оправдывается Наталия. — И откуда у тебя такие глубокие познания в области «старушек»?

— Я наблюдал за ними издали. Старушки очень любят альпака, у меня была возможность втереться к ним в доверие, — признается Облачко.

— А я о тебе ничего не знаю. Откуда ты взялся? — вздыхает Наталия.

— А ты? — вытянув вперёд шею от удивления, спрашивает Облачко.

— Ммм. Я родилась… — бормочет старушка, которая попала врасплох от своего же вопроса.

— И я… родился.

— Нет, я не про это, как ты оказался тут? — и Наталия кивает головой, подразумевая свой дом, луг и гору.

— А ты? — уверенно переспрашивает альпака, глядя своими огромными, по-детски наивными глазами, прямо в душу.

— Я пришла сюда десять лет назад. Увидела это место, влюбилась, купила этот дом и решила тут жить.

— Я тоже пришёл сюда и решил тут жить.

— Почему ты всегда отвечаешь на вопрос вопросом? — она медленно отпивает горячего ароматного чая, прикрыв глаза, чтобы лучше прочувствовать вкус.

— Прежде чем задать кому-то вопрос, задай его себе, и, возможно, отпадёт надобность спрашивать других… — слизывая травы со дна чашки, умничает альпака. — Восхитительный чай, можно ещё чашечку?

— Разумеется!

 

* * *

 

Зима отступает, чувствуется неминуемое приближение весны. Горные ручьи становятся говорливее и быстрее, наполняясь водами талого снега, журчат и плещутся, огибая валуны на своём пути. Птицы веселее щебечут по утрам, грея свои пёрышки под золотистыми солнечными лучами. Воздух уже по-весеннему добрый и тёплый. Облачко подкапывает копытцем снег в поисках свежей зелени. Наталия насыпает семечек подсолнуха в кормушку. Грозит пальцем проворной белке, которая уже приготовилась пировать на ветке сосны.

— Тебе вот, насыпала кукурузы и орешков на землю, в кормушке угощение для птиц не вздумай брать, — объясняет старушка рыжему зверьку.

— Скоро весна! Хотя белки ещё не сменили шубок, значит, нас ещё ожидают заморозки… Помнишь, в самом конце весны я встретила тебя у горного ручья? — спрашивает Наталия с ностальгической улыбкой.

— Да, — сухо отвечает он, — Ты намекаешь, что скоро придёт пора снова стричь мою шерсть?

Наталия смеётся.

— Опять ты со своей шерстью! Год — это событие. Ты живёшь у меня почти год, и мы ещё ни разу не справляли твой день рождения!

— И твой, — справедливо замечает альпака.

— Да, — согласилась она, — У меня в конце мая.

— И у меня!

— Не может быть? У нас дни рождения в один день? — удивлённо вскрикивает Наталия.

— В один, — буркнул Облачко, — но это не важно: ни у меня, ни у тебя нет календаря. И не кричи, пожалуйста, ты меня пугаешь. Иногда я думаю, что старушки слишком эмоциональные и это заразно. Я могу заразиться и потом будет трудно управлять своими эмоциями. Наверное, мне было бы спокойнее жить с молчаливым дедом…

 

Глава весенняя

 

Луг перед домом радует глаз буйной зеленью. Альпака с упоением наслаждается свежей сочной травой. Наконец, после зимней диеты на сене, вкусная пища. Старушка суетится в огороде. Внезапно она бросает работу, смывает с рук пышущую жизнью землю и забегает в дом. Альпака, ведомый любопытством, прильнув к окну, украдкой подглядывает за ней. Старушка достаёт тетрадь и принимается что-то самозабвенно записывать. Облачко долго наблюдает за подругой, её глаза светятся от счастья, рука судорожно выводит строчку за строчкой. Иногда Наталия покусывает губы, зачёркивает написанное и щурится, пытаясь напасть на след ускользающей мысли. Она пишет до самого вечера, и по её лицу видно: она потеряла счёт времени. Наконец Старушка встаёт, тянется, вытянув руки вверх, чтобы размять затёкшие от одного положения мышцы. Потом она отправляется на кухню и занимается приготовлением ужина.

Перед сном старушка заглядывает в сарай проведать друга и пожелать ему сладких снов.

— Что ты сегодня писала? — интересуется Облачко.

— Я писала сказку про старушку и её друга — говорящего альпака.

— Что-то мне напоминает… Это про нас? — уточняет животное.

—  Скорее да, чем нет.

— Только ты пиши правду, особенно про себя. Авторы часто умалчивают о недостатках, рассказывают о себе только самое хорошее. Тогда герой получается не настоящий, а благодетель какой-то. И книга становится приторно лживой.

— Ну, ничего себе! Пишу, как есть.

— Уверена? Ты упомянула о том, что громко храпишь? — альпака, прищурил глаза, ему казалось, именно так следователи выпытывают из людей правду.

—  Что? — возмущается Наталия, — Какое отношение это имеет к моей истории?

— Прямое, — настаивает Облачко, — мелкие детали характеризуют героя более полно!

— Хорошо, я напишу, что старушка громко храпела. От её рокочущего храпа сотрясались дощатые стены в сарае, — сдаётся писательница. — Доволен? Но знай, справедливости ради, я добавлю, что альпака был жутким занудой и часто плевался!

— Это естественно, альпака из семейства верблюдовых! Чего ты ожидала?

         — Храп во сне у престарелых людей тоже естественен.

— Пиши! — соглашается довольный собой Облачко. — Договорились, пусть нас рассудят читатели!

 

 * * *

 

Весна притаилась, пропустив вперёд свою свиту: тепло и солнце. Ещё немного и закружится весёлый карнавал цветений под неугомонный птичий хор. Незримая радость предвкушения поселилась в каждом живом сердце, праздник жизни, возрождения и любви близок как никогда.

Наталия печёт оладушки, по лесу разносится аромат душистого масла. Уже месяц старушка завтракает на веранде, наслаждаясь свежестью весеннего утра. Воздух по-летнему прогрет солнцем, а земля ещё дышит прохладой. 

— Мог бы ты не пастись на нашем лугу пару дней? — просит Наталия.

— Почему? — удивляется альпака.

— Видишь, — старушка указывает пальцем в сторону луга, — Скоро появятся цветы. Смотри сколько бутонов, так трепетно и волнительно, я даже не представляю, какого они будут цвета. Здесь никогда не росло ничего, кроме травы!

— Я всегда подозревал, что ты любишь цветы больше, чем альпака! — кивает головой Облачко, и его пушистая чёлка, которая почти полностью закрывает глаза, забавно покачивается.

— Ничего подобного, — возражает Наталия. — Когда ты съел мой звёздный цветок, я даже не злилась.

— Хорошо, я не буду топтаться на нашем лугу, поем за хребтом на южной стороне горы, там трава выросла мне по колено!

— Спасибо, я очень ценю, — откусывая горячий оладушек, щедро помазанный черничным вареньем, благодарит старушка.

 

* * *

 

Наталия каждое утро первым делом проверяет, не распустились ли цветы на лугу. И вот наконец бутоны начинают раскрываться, луг смотрит на светило тысячью лазурных цветочных глаз. Воздух становится густым и сладким от пыльцы, как наваристый кисель он втекает в лёгкие при каждом вздохе. Цветов так много, что луг превращается в море, оно волнами покачивается от ветра. Старушка замирает от счастья, кажется, любое неосторожное движение может разрушить это чудо.

— Безумно красиво, — шепчет она на выдохе.

— Ха-ха! — ликует альпака, прыгая в сладком облаке благоухания и нежности. — Звёздные цветы! Помнишь, в августе звезды падали на наш луг…

Старушка громко смеётся, бежит босая по сырой от росы траве к другу, обнимает его пушистую шею и рыдает от счастья.

— Не плачь уж, не плачь, — утешает Наталию альпака, — так и быть, я разрешаю тебе состричь мою шерсть. Сам даже хотел попросить, чёлка отросла, мешает. Да и жарко уже становится.

 

Старость прекрасна, если заполнить её тем, что любишь…

 

© Тамара Гильфанова, 2019